Нетрудно представить, какое смятение творилось на борту «Зосимы» по мере того, как солнце поднималось все выше над парусом, а пекло усиливалось...

Кроме этого ценного документа, мы располагаем еще одним воспоминанием, также оставленным участником плавания — Федором Кошеваровым¹³.

Они написаны с полным знанием мореходного дела, и мы даже смеем предположить, что именно Кошеваров в самый трагический час принял командование «Зосимой» и спас весь экипаж, хотя сам он об этом скромно умалчивает. Кошеваров пишет, что «Зосима и Савватий» благополучно перешел Охотское море и, миновав один из Курильских проливов, вышел в открытый океан. Боцман Сапожников стал править к Алеутским островам, чтобы пройти севернее их и потом держать ввиду берегов «по загороду», т. е. прикрываясь от южного тихоокеанского ветра. Однако, по мнению Кошеварова, горе-шкипер не учел, что в августе в районе Берингова пролива господствуют исключительно северные ветра, переходящие южнее Алеутской гряды в северо-западные. Также не знал Сапожников и о течениях, «в эту пору здесь бывающих до 25 Итальянских миль»¹⁴. Не удивительно, что дрейф «Зосимы и Савватия» стал довольно значительным, и никто не думал выправлять курс. В итоге судно промахнулось и вместо северной прошло по южную сторону Алеутской гряды. На этот момент скорость судна, имеющего, кстати сказать, большую площадь парусности и пузатый корпус, составляла 7,5 уз. Итак, забравшись южнее Алеутских островов, но, считая себя севернее их, «шхипер» Сапожников стал держать к югу; он надеялся «перехватить», как тогда говорилось, Алеутскую гряду.

Карта предполагаемого маршрута плавания судна «Свв. Зосима и Савватий» в 1798 году

Здесь мы обратимся к сообщению 1-го матроса, которое записал историк Русской Америки В.Н. Берх:

«Не умею сказать, сколько дней следовали мы курсом сим, — вспоминает мореход, — но помню, что после сего шли на юг попутными ветрами. Первые шесть дней плавания нашего мы нисколько не беспокоились, а как в последующие потом два дни, имея хороший ход, еще не видели признаков земли, то и произошел ропот. Многие говорили: мы верно прошли Алеутские острова, быть не может, чтобы при таком хорошем плавании не достигнуть до оных... Ропот сей успокоили старовояжные и Капитан наш, Боцман. Первые говорили: вы ничего не знаете: Алеутские острова так сомкнуты, что нельзя их иначе миновать, как разве перескочить. Мореход же утешал нас тем, что так как он не умеет вести счисления, то уповательно простер путь свой далее к северу, нежели надобно было. Удовлетворяясь сими умными причинами, продолжили мы путь свой к югу. Но коль велико было удивление наше, когда в Октябре Месяце начали ощущать теплотворный воздух. Чрез несколько дней, т. е. уже в Ноябре, дошла теплота до такой степени, что смола, которою было обмазано судно наше, начала растапливаться. Новое обстоятельство сие привело весь экипаж в недоумение...»¹⁵

Теперь мы подходим к очень ценному замечанию Кошеварова: этим курсом «Зосима и Савватий» шел почти два месяца — сентябрь и октябрь. Следует сказать, что промышленники, отправлявшиеся из Охотска в Русскую Америку, никогда не доходили в тот же год до цели, а зимовали где-нибудь на попутных островах. «Мореход боится оставаться в море долее начала сентября»¹⁶, — сообщал Давыдов. Но у команды «Зосимы» выбор был небольшой: берега все не показывались, глубина не уменьшалась, или, как говорили старовояжные шкипера, «не накидывалась». Море по осени стало, как обычно, бурное, что очень изнуряло и без того ослабленную команду.

«Подчиненные, — пишет Кошеваров, — уже давно убедились в невежестве своего начальника, и однажды, издеваясь над ним, облепили лот котовою шерстью, и вытащив его из воды, уверяли, кто нашли котовое лежбище¹⁷; но вместе с тем — замечательная черта! — не выходили из повиновения»¹⁸. Вероятно, в эти дни Сапожникова, что называется, «низложили». Это была весьма опасная процедура как для шкипера, так и для судна. По крайней мере, Давыдов рисует более мрачную картину, чем Кошеваров: «Промышленные не имели никакого уважениях к мореходам своим, коих они часто бивали или заколачивали в каюту. Когда долго не видят берега, то, по совету между собою, сменяют морехода, запрут его, выберут другого и кидаются на берег, есть ли только найдут оный»¹⁹.

...Тем временем судно, лишенное какого-то ни было шкипера, неумолимо шло к югу, смола на корпусе стремительно таяла от жары, запасы пресной воды заканчивались; в конце концов, на нем не осталось ни одного человека, до которого не дошла бы страшная истина: «Зосима» заблудился в бескрайних водах просторах Тихого океана. И опять нам вспоминаются слова Давыдова, не понаслышке знавшего о бедствиях на море: «Случалось, что суда были носимы по месяцу, и по два, не зная в которой стороне у них берег. Люди тогда доходили до крайности от недостатка пищи, а еще более — воды, съедали далее сапоги свои и кожи, коими обвертывался такелаж...»²⁰.