«Мнѣ было предложено высказаться первому. Не хочется мнѣ теперь, спустя много лѣтъ послѣ этого дня, когда нѣтъ болѣе въ живыхъ Государя, нѣтъ никого изъ участниковъ и свидѣтелей этихъ событій, когда погибла Россія подъ натискомъ безумной революціи, не хочется мнѣ записывать подробно все то, что вылилось у меня тогда въ горячую, взволнованную рѣчь. Попросивши у Государя извиненія за то, что я не смогу, вѣроятно, найти достаточно сдержанности, чтобы спокойно изложить все то, что такъ неожиданно встало передо мной, я сказалъ, не обинуясь, что очевидно совѣтники Государя — военный министръ и два командующихъ войсками — не поняли, въ какую бѣду ведутъ они Государя и Россію, высказываясь за мобилизацію двухъ военныхъ округовъ, что они, очевидно, не разъяснили Государю, что они толкаютъ Его прямо на войну съ Германіей и Австріей, не понимая того, что при томъ состояніи нашей обороны, которое извѣстно всѣмъ намъ, только тотъ, кто не даетъ себѣ отчета въ роковыхъ послѣдствіяхъ, можетъ допускать возможность войны съ такимъ легкимъ сердцемъ и, даже, не попробовавши всѣхъ мѣръ, способныхъ предотвратить эту катастрофу».
«Государь прервалъ меня, сказавши буквально слѣдующее: «Я такъ же, какъ и Вы, Владиміръ Николаевичъ, не допускаю и мысли о войнѣ. Мы къ ней не готовы и Вы совершенно правильно называете легкомысліемъ самую мысль о войнѣ. Но дѣло идетъ не о войнѣ, а о простой мѣрѣ предосторожности, о пополненіи рядовъ нашей слабой арміи на границѣ и о томъ, чтобы нѣсколько приблизить къ границѣ слишкомъ далеко оттянутыя назадъ войсковыя части»1).
«Я продолжалъ мою рѣчь, доказывая Государю, что какъ бы ни смотрѣли мы на проектированныя мѣры, — мобилизація остается мобилизаціей, и на нее наши противники отвѣтятъ прямо войной, къ которой Германія готова и ждетъ только повода начать ее».
«Государь опять прервалъ меня словами: «Вы преувеличиваете Владиміръ Николаевичъ. Я и не думаю мобилизовать наши части противъ Германіи, съ которой мы поддерживаемъ самыя доброжелательныя отношенія и онѣ не вызываютъ въ насъ никакой тревоги, тогда какъ Австрія настроена опредѣленно враждебно и предприняла цѣлый рядъ мѣръ противъ насъ, до явнаго усиленія укрѣпленій Кракова, о чемъ постоянно доноситъ наша контръразвѣдка командующему войсками Кіевскаго военнаго округа»2).
«Послѣ этого мнѣ не оставалось ничего иного, какъ развить подробно, очевидно, упущенную и Государемъ мысль о невозможности раздѣльнаго отношенія къ Австріи и Германіи, о томъ, что, связанныя союзнымъ договоромъ, вылившимся въ полное подчиненіе Австріи Германіи. эти страны солидарны между собою, какъ въ общемъ планѣ, такъ и въ самыхъ мелкихъ условіяхъ его осуществленія и что, мобилизуя части нашей арміи, мы беремъ на себя тяжелую отвѣтственность не только передъ своею страной, но и передъ союзною намъ Франціей. Я поставилъ самымъ рѣзкимъ образомъ вопросъ о томъ, что мы не имѣемъ, по нашему военному соглашенію съ Франціей, даже право предпринять что либо, не войдя въ предварительное сношеніе съ нашимъ союзникомъ и сказалъ, что совѣтники Государя просто не поняли этого элементарнаго положенія, что, дѣйствуя такъ, какъ они считали возможнымъ, они просто разрушаютъ военную конвенцію и даютъ Франціи право отказаться отъ исполненія ея обязательствъ передъ нами, коль скоро мы рѣшаемся на такой роковой шагъ, не только не условившись съ союзникомъ, но даже не предупредивши его. Я сказалъ Государю, что военный министръ не имѣлъ права даже обсуждать такой вопросъ безъ сношенія съ министромъ иностранныхъ дѣлъ и со мной, что, зная честность и личное благородство генералъ-адъютантовъ Иванова1) и Скалона2), я глубоко сожалѣю, что они не слышатъ моихъ разъясненій, потому что заранѣе знаю, что присутствующіе министры вполнѣ солидарны со мной».
1) Напомнимъ, что «Сухомлиновская реформа» вь области дислокаціи нашихъ войскъ, какъ разъ и заключалась въ оттяжкѣ войскъ изъ Передового театра вглубь страны (прим. Н. Н. Г.).
2) Очевидно, не «контръ-развѣдка»,, а «тайная развѣдка» (прим. Н. Н. Г.).
3) Командующій войсками Кіев. воен. окр. (прим. Н. Н. Г.).
4) Командующій войсками Варш. воен. окр. (прим. Н. Н. Г.).