Новое место службы оказалось не за семью горами. Ехали не долго, и не далеко. Авиабаза Белая с хорошо оборудованным аэродромом, располагалась около промышленного поселка Усолье-Сибирское в окрестностях столицы Восточной Сибири города Иркутска. Белая "без церкви" окрестили ее любители изящной словесности, вложив в смысл своего изречения отдаленность базы от другой, сходной с ней по названию - "Белая церковь", затерявшейся в просторах украинского черноземья. Для проживания семей летного и технического состава был предназначен двенадцати комнатный каркасно-засыпной барак, служивший в прошлом штабом 1229-го тяжелобомбардировочного авиаполка. Главное место в 12-ти метровой комнате с маленьким оконцем на пустырь занимала дровяная печь с чугунной плитой, в холодные сибирские зимы наполнявшая окружающее пространство теплом, перемешенным с дымом, не успевшего как следует просохнуть, кедра. Заготовка и хранение дров было для хозяина дома и его соседей делом вполне привычным и не обременительным, впрочем, как и в Хороле: эта часть его жизни являлась лишь второстепенной частью. Дрова в сарае, удобства во дворе, погода - от господа Бога и синоптиков. Главная составляющая жизни была связана с полетами, подготовкой к полетам, разбором полетов...

Днем и ночью, поодиночке, парами и группами летала в составе полка эскадрилья майора Саутина. Летали много и вдумчиво. Стараясь "навсегда" отработать допущенные накануне ошибки и, насколько возможно, летать впредь "чисто", не создавая предпосылок к аварийным ситуациям. Они случались... При всех своих достоинствах, дальний бомбардировщик Ту-16 был машиной очень не простой в пилотировании. Особенно при выполнении дозаправок топливом в полете -этот элемент был для всех едва ли не самым напряженным. Аварии, обрывая жизни экипажей, тяжким бременем стояли на пути служебного продвижения, как рядовых летчиков, так и командиров подразделений. За аварии наказывали, отстраняли и списывали. По прошествии лет, его память бережно хранит привычные для летчика ощущения выруливающего на старт чуть покачивающегося и вздрагивающего на стыках бетонных плит, заправленного под завязку корабля. Рулежка. Последние переговоры на исполнительном старте по рации перед началом разбега. Перемещение уверенной рукой вперед рычагов управления двигателями. Нарастающие вибрации корпуса от переходящих на высокочастотный тембр турбин. Начало движения многотонной громады ракетоносца. Возрастание непрерывно отсчитываемой штурманом стремительно набираемой скорости. Томительное ожидание завершения тряски содрогающегося на разбеге корабля, передающего напряжение каждому из шпангоутов, стрингеров и всем, кто на его борту под остекленными фонарями и блистерами. И, наконец — невольный вздох облегчения всех членов экипажа: долгожданный отрыв от земли. Машина в полете... Парение над сопками, озерами и тайгой. Вираж для последующего маневрирования и выхода на курс. Что еще требуется для ощущения счастья, когда тебе слегка за тридцать, в твоих руках послушный штурвал, а дома, слава Богу, все в порядке и тебя там ждут? Наверное, надежда, что так будет всегда. Что ты не растеряешь обретенного, что есть счастливая возможность радоваться жизни.

Полеты бывали разными. Летали в высокие широты Арктики и акваторию Тихого океана. Помимо обычных учебно-боевых заданий, ранней весной защитники отечества оказывали помощь местному населению алмазодобывающей Якутии. Летали группами и бомбили ледяные заторы скопившихся льдов в нижнем течении реки Лены. От штурманов экипажей в этих полетах требовалась филигранная точность прицеливания и сброса 250-килограммовых фугасных авиабомб. В полет отправлялись только самые опытные с хорошей летной выучкой экипажи. Помощь авиаторов помогала на протяжении ряда лет снижать последствия паводкового затопления населенных пунктов обширных территорий нижнего течения сибирских рек. Экипажи бомбардировщиков получали в этих полетах дополнительную возможность отработки визуального ориентирования на однообразно белых окрестностях снежно-ледяных полей и прицельного бомбометания с малых высот.

Вот так день за днем осенью и весной, зимой и летом они летали в прибайкальском ясном, пасмурном и звездном небе, совершенствуя свои навыки, испытывая ни с чем не сравнимые ощущения и получая совсем не маленькие по тем временам деньги. Исполнилась его заветная мечта - пилот Саутин И.А. стал летчиком первого класса. Для непосвященного, распластавший крылья оцифрованный значок на правой стороне офицерского кителя — всего лишь одна из цацек. Для летчика же своим долготерпением, сотнями часов, проведенными в пятом океане и стараниями его заработавшего, - предмет мечтаний, особой гордости, символ признания заслуг, а также уважения среди однополчан в любой армейской среде. Торжественное это событие всегда отмечалось достойным образом.

По свидетельству Игоря Александровича, жизненная атмосфера тех лет в Белой, была даже очень разнообразной. "Дни летные" сменялись днями развлечений, чему во многом способствовал талант и инициатива представителей общественных организаций и толковых замполитов. В доме офицеров была налажена художественная самодеятельность. Организовывались, наподобие транслируемых по центральному телевиденью, новогодние огоньки и елки для детей, устраивались выставки живописи и художественных фотографий, конкурсы песен и бальных танцев. Приезжали на гастроли артисты областной и союзной филармоний.

Каждый заинтересованный в своем совершенствовании и развитии человек интуитивно осознает сроки начала и окончания очередного жизненного цикла своей эволюции. К тому времени командир эскадрильи Саутин понимал, что с приходом в войска летчиков инженеров с высшим техническим образованием, его дальнейший должностной рост может быть связан лишь с возможностью поступления в академию. Рапорт был написан, подан, рассмотрен и отправлен куда нужно. Оставалось ждать. Продолжалось все как прежде: воспитательная работа с командирами отрядов, полеты, разборы полетов, подготовка к полетам, проверка слетанности в группе и поодиночке, партсобрания, семейные обязанности, заботы по дому, участие в самодеятельности, Ожидание затягивалось. Разные мысли лезли в голову. Среди них была одна, особенно тревожная: некоторое время тому назад, склонная к доведению всякого ею начатого дела до конца Майя Юрьевна, вкупе с остальными барышнями гарнизона, заручившись поддержкой председателя женсовета, послали письмо с жалобой на плохие жилищные условия прямиком на исторический двадцать второй съезд коммунистической партии. Письмо дошло до адресата. Прибыла комиссия из политотдела дивизии. Зачинщиков выявили незамедлительно. Дали понять, что инициатива не столько своевременна, сколько наказуема. Не упустили случая напомнить и про субординацию. Майору Саутину намекнули на явное ослабление воспитательной работы в ячейке общества. Жилищные условия инициаторов петиции остались прежними...