Командир эскадрильи 913-го ИАП капитан С.А. Федорец

Летчиков донимали так же тяжелые климатические условия, высокие температура и влажность. Поражает оценка состояния здоровья летчиков одной из дивизий в докладе командира 64-го ИАК: «16% нуждаются в срочном направлении на госпитальное лечение, 22% подлежат направлению в госпиталь или санатории, 40% имеют признаки утомления и только 22% признаны здоровыми... Учитывая изложенное... после 3-х месячной боевой работы целесообразно предоставлять летному составу отдых в течение одного месяца».

Однако, отец сводил разговор о медицинских проблемах к шутке, дескать наибольший ущерб физической форме наносился в летной столовой изысками и обилием китайской кухни, из-за чего у летчиков стремительно увеличивался вес и росло артериальное давление. Кстати, в качестве «боевых ста грамм» в столовой были вино и коньяк практически в неограниченном количестве, но, по его словам, пилоты этим не злоупотребляли.

Тем не менее, припоминаю, что отец говорил о каких-то медицинских препаратах, которые давали пилотам для поддержания сил. Упоминавший летчик Б.С. Абакумов пишет, что «летал с медицинской поддержкой: каждый день вводили глюкозу внутривенно и кололи стрихнин и мышьяк попеременно. Многим ...товарищам... давали тоже медицинскую поддержку. Вот ведь как нас вымотала эта реактивная авиация».

О РЕЗУЛЬТАТАХ БОЕВОЙ РАБОТЫ СОВЕТСКОЙ АВИАЦИЙ НА КОРЕЙСКОМ ПОЛУОСТРОВЕ

После того, как отец, пробыв в Китае 7 месяцев, вернулся в Союз, летчики последней смены состава 64-го ИАК продолжали вести бои еще 5 месяцев до окончания войны — 27 июля 1953 года. По заключению историков обстановка в воздухе в этот период оставалась напряженной, бои приняли локальный, затяжной характер и шли с переменным успехом.

Более тридцати лет спустя, когда настала эпоха гласности и пустозвонства, прочитал в наших средствах массовой информации, что по американским данным соотношение побед и поражений в воздушных боях в Корее было 20:1 в их пользу. Сказал об этом отцу и он усмехнулся:
-  Обо всей войне в Корее не знаю, но наша дивизия до моего отъезда сбила 34 американских самолета и потеряла 8 своих.
-  Известно, что количество побед всегда преувеличивают, иногда в разы.
-  Это так, но только не в нашем случае. Были установлены немыслимо строгие требования к подтверждению сбитых самолетов, вплоть до представления их деталей с заводскими номерами для идентификации.

Отец, как обычно, говорил только то, что знал и что было на самом деле. А он знал о результатах воздушных боев своей дивизии, так как, по его словам, проверял пленки фотокинопулеметов (ФКП), которые летчики привозили из боя, и определял результативность их стрельбы. Кстати, с этим связан один его рассказ: «Китайцы, которые стояли на одном с нами аэродроме, попросили помочь. Их летчики, вернувшись из боевого вылета, доложили о воздушном бое и сбитых самолетах американцев, но на пленках ФКП, якобы, ничего не было. Я в их штабе посмотрел пленки и подтвердил, что на них действительно ничего нет кроме серого фона и сетки прицела.

Через короткое время китайцы опять обратились с такой же просьбой. На этот раз я поехал не в штаб, а на стоянку самолетов к китайским летчикам, которые вернулись из вылета. Показали мне летчика, который, как он утверждал, сбил американца. Что бы разобраться, спросил его: «С какого маневра пошел в атаку, с какой дистанции и под каким ракурсом открыл огонь, как вышел из атаки?».

Китаец отвечал толково, только о дистанции говорил как-то невразумительно: «Близко, тунжа (товарищ), совсем близко. Моя стрелял, американ взорвался, его обломки попали мой самолет». На обшивке МиГа действительно были явно не пулевые отметины и меня, вдруг, осенило. Я попросил лупу, через которую снова просмотрел кадры ФКП и увидел... заклепки. Я не поверил своим глазам. То, что в кадре выглядело как серый фон, на самом деле было бортом американского самолета. То есть китаец стрелял в упор, потому, что при стрельбе даже с близкой, по нашим меркам, дистанции в 50-100 метров, атакуемый самолет целиком виден в прицеле.

Видимо, у китайца не хватало опыта, чтобы при ведении огня с большой дистанции брать упреждение и, тем более, работать с подвижной сеткой прицела. Но как он смог так близко подойти к американцу, чтобы атаковать его без этих ухищрений с прицелом, мне, как летчику, трудно было понять. Вот уж, действительно, «китайская работа».

Похожую историю о результатах китайской тактики воздушного боя рассказал заместитель командира 18-го Гвардейского истребительного авиаполка Герой Советского Союза подполковник А.П. Сморчков (12 побед в Корее): «...К нам на аэродром как-то шлепнулся (приземлился) китаец, выскочил из кабины... кричит: «Пленка! Пленка!» Разрядили его фотопулемет, пленку проявили, а там такая «крепостина» (В-29 «Суперфортрес»), хоть заклепки считай!».

При этом, из истории корейской войны известно, что к осени 1952 г. китайские летчики «уже не были «мальчиками для битья», как это было раньше, и приобрели боевой опыт в сражениях с американскими летчиками, и с каждым месяцем американцам победы над летчиками ОВА (китайско-корейская Объединенная воздушная армия) давались нелегко. Только в ноябре летчики ОВА одержали 15 побед над летчиками ООН».

Возвращаясь к «драконовским» требованиям подтверждения сбитых самолетов, о которых говорил отец, следует отметить, что об этом вспоминают многие участники и исследователи корейских событий. Так, по словам летчика 518-го ИАП 216-й ИАД капитана М.И. Михина, ставшего в Корее Героем Советского Союза (67 воздушных боев и 11 сбитых самолетов противника): «...для подтверждения факта уничтожения самолета нужно было располагать неопровержимыми доказательствами, Одних лишь снимков положения атакуемой цели в своем прицеле было недостаточно. Нужны были свидетельства очевидцев, а идеальный вариант - деталь со сбитого самолета, на котором должен быть заводской номер».