Адмирал Того посещает Рожественского в морском госпитале в г. Сасебо.

Присланная из Петербурга директива гласила, что после гибели Первой эскадры на Вторую возлагается задача огромной важности: овладеть морем и отрезать армию противника от Японии; если же эскадра в нынешнем ее составе не может выполнить эту задачу, то ей в помощь будут высланы из Балтики все боеспособные корабли. Рожественский ответил, что с теми силами, которые находятся в его распоряжении, он не имеет надежды овладеть морем, что обещанное подкрепление приведет не к усилению эскадры, а лишь обременит ее и что единственный план, представляющийся ему возможным, — попытаться с лучшими силами прорваться во Владивосток и оттуда действовать на коммуникациях противника. Однако «подкрепление» в виде Третьей эскадры адмирала Небогатова все же было прислано, и, выйдя с такой обузой из бухты Камранг, вице-адмирал З.П. Рожественский лишился самой малой доли какой-либо надежды на успех.

В роковой день 14 мая 1905 г. после выхода из строя флагманского броненосца «Князь Суворов», когда пострадали почти все, находившиеся в боевой рубке, управление перенесли в защищенный пост. Несмотря на то, что Рожественский был ранен в голову, спину и правую руку (не считая ссадин от мелких осколков), он держался довольно бодро. Чтобы лучше наблюдать за ходом боя, адмирал направился в среднюю правую 6-дюймовую башню, но попавший в левую ногу осколок перебил главный нерв, и ступня оказалась парализованной. Командующего внесли в башню, уже поврежденную и не вращавшуюся. Иногда он поднимал голову и задавал вопросы о ходе боя, а потом опять сидел молча и понурившись. Краткие проблески сознания и вспышки энергии, перемежавшиеся с забытьём, озаряли его черное от копоти лицо, покрытое потеками запекшейся крови. Когда к борту искалеченного «Суворова» по собственной инициативе пристал «Буйный», артиллерийский прапорщик Курсель (впоследствии геройски погибший) потребовал передать адмирала на борт миноносца. Командующего с большим трудом, разорвав на нем мундир, вытащили из башни (ее дверь заклинило) и на руках спустили, почти сбросили на миноносец, что вызвало ликование среди оставшихся в живых моряков «Суворова». Однако общее состояние адмирала — упадок сил, забытье, перемежающееся бредом и краткими проблесками сознания, делали его неспособным к руководству уже агонизирующей эскадрой. Передавая командование Небогатову, адмирал непреклонно заявил: «Идти эскадрой! Владивосток! Курс NO 23°!» Но судьба распорядилась иначе: беспомощного адмирала, пересаженного на миноносец «Бедовый» вместе с некоторыми чинами его штаба, захватили на сдавшемся корабле японцы.

В Сасебо Рожественскому сделали операцию, удалив кусок кости, застрявший в пробитом черепе. В начале сентября пленных доставили в Киото и разместили в храме. В беседах с офицерами адмирал часто говорил о необходимости коренной реорганизации морского ведомства и улучшения боевой подготовки личного состава. Он высказал мысль, что война на многое раскрыла глаза, и не использовать доставшийся столь дорогой ценой опыт будет сознательным преступлением.

После заключения мира бывшие военнопленные возвращались на Родину. 3 ноября 1905 г. на пароходе Добровольного флота «Воронеж» Рожественский вышел из Осаки и через десять дней прибыл во Владивосток. Все, кто с ним здесь встречался, исполнились надеждой, что адмирал, во всей полноте переживший крестный путь эскадры от Либавы до Цусимы и чудом спасенный, возродит Российский флот. Даже бывший главнокомандующий вооруженными силами на Дальнем Востоке генерал А.Н. Куропаткин при личной встрече заявил, что «опять на вас вся надежда в том, что приедете, скажете правду, всю правду... если послушают...» На пути в Петербург сотни и тысячи людей на станциях и полустанках восторженно приветствовали адмирала, встречая и провожая громовым «ура» его поезд; пролитая за Отечество кровь и тяжелые раны сделали его в глазах соотечественников мучеником и национальным героем. «Сила не взяла да Бог счастья не дал!» — с горечью отвечал им Рожественский, тронутый таким сердечным приемом простых людей.

Но в столице адмирала ожидал более чем холодный прием. Когда выяснилось, что он собирается камня на камне не оставить от пославших эскадру на гибель чиновников, считавших морское ведомство своей «жалованной вотчиной», против него сложилась мощная коалиция врагов. Они приложили все усилия, чтобы подготовленные Рожественским отчеты о походе и бое не были опубликованы; в то же время газеты изобиловали небылицами о сражении. Противникам адмирала нужно было во что бы то ни стало сохранить в общественном сознании ту картину боя, которую наспех сконструировали кабинетные стратеги по скоропалительным сообщениям западных корреспондентов. С походом эскадры и с именем Рожественского была тесно связана надежда России на победу, и Цусимский разгром отрицательно сказался на репутации адмирала в глазах общественности. Труды многих публицистов ясно показали, что вину за Цусимское поражение невозможно всецело приписывать одному Рожественскому, тем не менее адмирал, чувствовавший себя виноватым, вышел в отставку и просил его судить, чтобы облегчить свои нравственные страдания. Всю вину за цусимскую катастрофу бывший командующий взял на себя, однако суд его оправдал как тяжело раненного в бою.

С 1906 г. адмирал посвятил себя общественной работе в составе «Особого комитета по усилению военного флота на добровольные пожертвования. В частности, именно его следует считать крестным отцом будущего знаменитого «Новика», поскольку Зиновий Петрович открыл «зеленую улицу» финансированию его постройки. Однако отлучение адмирала от активной службы неуклонно подтачивало его душевные и физические силы. Оказалось пророческим предсказание доктора, лечившего в плену адмирала: «Если в Петербурге пустят к делу — оживет... Сдадут в архив — не выдержит». Продолжительное время адмирал болел, а в 1908 г. телеграфные агентства даже ошибочно сообщили о его смерти за границей. Новый 1909 год Зиновий Петрович встретил в кругу своей семьи и друзей. Он жил в доме №8 по Эртелеву переулку (ныне ул.Чехова) и чувствовал себя довольно бодрым. Проводив гостей, адмирал в третьем часу ночи на пороге своей комнаты упал и скончался, сраженный сердечным приступом. Через два дня состоялось отпевание в Адмиралтейском соборе св. Спиридония и погребение на Тихвинском кладбище Александро-Невской Лавры; последний долг адмиралу отдали высшие чины Морского министерства.

Личность адмирала З.П. Рожественского, его служба, беспримерный переход на Дальний Восток и Цусимский бой — достояние нашей и мировой истории.