Однако, если мы углубимъ наше сравненіе, то мы замѣтимъ существенныя различія между мыслями Мольтке и Жилинскаго.

1) Начнемъ, прежде всего, съ того, что напомнимъ ту политическую обстановку, въ которой пришлось дѣйствовать Мольтке. Это была эпоха, въ которую выковывалось объединеніе Германіи вокругъ Пруссіи. На пути къ этому объединенію лежали двѣ войны: съ Австро-Венгріей, претендовавшей на гегемонію въ Германіи, и съ Франціей Наполеона III, имперіалистическія тенденціи которой не могли допустить реальнаго объединенія Германіи. Въ такой политической обстановкѣ нѣмецкимъ Главнокомандующимъ могло быть только одно лицо — Король Пруссіи. Глубоко чтя государственную мудрость Вильгельма І-го, Мольтке тѣмъ не менѣе не могъ не отдавать себѣ отчета въ неподготовленности Короля къ фактическому стратегическому руководству въ предстоящихъ большихъ войнахъ. Это же обстоятельство легко могло привести, въ атмосферѣ придворнаго окруженія, къ появленію многочисленныхъ и, при томъ, совершенно безотвѣтственныхъ совѣтниковъ. Это грозило полнымъ нарушеніемъ единства идеи операціи и цѣльности въ ея исполненіи. На примѣрѣ войны 1859 года Мольтке и стремится внушить своему Королю, а также и его окруженію, необходимость довѣрять лишь одному совѣтнику, которымъ долженъ быть Начальникъ Штаба.

Изъ изложеннаго въ началѣ этого очерка, мы могли убѣдиться, что предпосылки, вызвавшія докладъ ген. Жилинскаго, не имѣли съ только что сказаннымъ ничего общаго. Непосредственная цѣль, которую преслѣдуетъ этотъ докладъ, это изолировать Военнаго Министра, ген. Сухомлинова, отъ влияній, идущихъ отъ непосредственныхъ исполнителей плана войны, въ лицѣ будущихъ Начальниковъ Штабовъ фронтовъ и арміи, а также ихъ генералъ-квартирмейстеровъ.

Тутъ невольно возникаетъ недоумѣнный вопросъ, — ген. Сухомлиновъ не являлся коронованной особой, нахожденіе которой во главѣ арміи можетъ являться иногда политической необходимостью. Нахожденіе его на посту Военнаго Министра должно было являться слѣдствіемъ выдвиженія на верхи арміи наиболѣе  знающаго лица. Послѣ подчиненія Нач. Ген. Штаба Военному Министру, на чемъ настоялъ ген. Сухомлиновъ, послѣдній и долженъ былъ представлять собою того высшаго арбитра, который производитъ должную оцѣнку, даже противорѣчивыхъ мнѣній. Какимъ же образомъ можно было стремиться къ изолированію ген. Сухомлинова отъ выслушиванія мнѣній наиболѣе видныхъ представителей нашего Ген. Штаба, находившихся на мѣстахъ, позволяющихъ имъ ближе видѣть реальныя условія, въ которыхъ должны будутъ протекать задуманныя операціи?

Парадоксальность этого требованія возрастаетъ, если мы вспомнимъ, что въ докладѣ ген. Жилинскаго Г. У. Г. Ш. защищало идеи плана 1910 г. противъ Милютинскихъ идей, воскресшихъ въ планѣ 1912 года. Но самый планъ 1910 г. былъ созданъ и проведенъ Сухомлиновымъ. Такимъ образомъ, докладъ ген. Жилинскаго старался защитить Сухомлинова противъ Сухомлинова.

2. Второе различіе между приведенной мною выдержкой изъ Мольтке и докладомъ Жилинскаго не менѣе существенно.

Мольтке говоритъ о веденіи самихъ операцій. Онъ имѣетъ въ виду тотъ видъ полководческаго творчества, который протекаетъ въ исключительно нервной обстановкѣ и въ рамкахъ крайне ограниченнаго времени. Я думаю, что мнѣ не нужно доказывать этого. Напомню только лишь то, что на войнѣ даже самое лучшее рѣшеніе, но принятое съ опозданіемъ и проводимое съ колебаніями, неизмѣримо хуже, даже не совсѣмъ хорошаго рѣшенія, но принятаго во время и проводимаго съ полнымъ напряженіемъ.