Чтобы не быть голословнымъ я приведу разговоръ Русскаго военнаго агента въ Парижѣ гр. Игнатьева съ военнымъ министромъ Мильераномъ, имѣвшій мѣсто 5/18 декабря 1912 года и изложенный въ письмѣ нашего военнаго агента Начальнику Генеральнаго Штаба*):
«Мильеранъ: Какая же, по вашему, полковникъ, цѣль австрійской мобилизаціи?
«Игнатьевъ: Трудно предрѣшить этотъ вопросъ, но несомнѣнно, что австрійскія приготовленія противъ Россіи носятъ пока оборонительный характеръ.
«Мильеранъ: Хорошо, но оккупацію Сербіи вы, слѣдовательно, не считаете прямымъ для васъ вызовомъ на войну?
«Игнатьевъ: На этотъ вопросъ я не могу отвѣтить, но знаю, что мы не желаемъ вызывать европейской войны и принимать мѣры, могущія произвести европейскій пожаръ.
«Мильеранъ: Слѣдовательно, вамъ придется предоставиіь Сербію своей участи. Это, конечно, дѣло ваше, но надо только знать, что это не по нашей винѣ; мы готовы, и необходимо это учесть. А не можете, по крайней мѣрѣ, мнѣ объяснить, что вообще думаютъ въ Россіи о Балканахъ?
«Игнатьевъ: Славянскій вопросъ остается близкимъ нашему сердцу, но исторія выучила, конечно, насъ прежде всего думать о собственныхъ государственныхъ интересахъ, не жертвуя ими въ пользу отвлеченныхъ идей.
«Мильеранъ: Но вы же, полковникъ, понимаете, что здѣсь вопросъ не Албаніи, не Сербовъ, не Дураццо, а гегемоніи Австріи на всемъ Балканскомъ полуостровѣ... Но вы все таки кое что дѣлаете по военной части?
«Я съ увѣренностью могу предположить, продолжаетъ свой докладъ Игнатьевъ, — что Мильеранъ имѣлъ, между прочимъ, слѣдующую заднюю мысль, — а именно, Австрія, расправившись съ Сербіей, успѣетъ, въ случаѣ нашего запоздалаго вмѣшательства, перекинуть всѣ свои силы на нашу границу. Если въ эту минуту мы не будемъ еще вполнѣ готовыми къ активнымъ военнымъ дѣйствіямъ, то австрійскихъ армій будетъ достаточно, чтобы приковать насъ къ юго-западной границѣ, что облегчитъ для Германіи рѣшительное сосредоточеніе всѣхъ ея армій противъ Франціи.
«Если, — продолжаетъ дальше русскій военный агентъ, — отсутствіе съ нашей стороны какихъ бы то ни было военныхъ мѣропріятій крайне важно не только для сохраненія европейскаго мира, но и для отношенія къ намъ французскаго и, въ особенности, англійскаго общественнаго мнѣнія, то, съ другой стороны, правительство республики могло, казалось бы, хоть отчасти знать, какія дѣйствія противъ насъ Австро-Германіи мы примемъ, при создавшемся положеніи, за casus belli».
Такимъ образомъ, становилось несомнѣннымъ, что нашъ Союзникъ оставилъ ту точку зрѣнія, которая повела къ указанному выше измѣненію, внесенному въ 1906 году въ военную Конвенцію, и не будетъ разсматривать возможное столкновеніе Австро-Венгріи и Россіи, какъ изолированное отъ политики по отношенію къ Германіи событіе.
*) Письмо отъ 6/19 декабря 1912 г., № 505. В. уч. Арх. д. № 130328, — цитировано по книгѣ Зайончковскаго «Подготовка Россіи къ міровой войнѣ (планы войны)», стр. 179-180.