Эволюция германского плана операции — именно эволюция, а не принятие его в один определенный день и час — показывает, какое беспрерывное участие принимало в течение оперативных событий германское командование, как беспрерывно реагировало оно на каждый новый оперативный фактор, каким восприимчивым и гибким рассудком, способным к неиссякаемой творческой деятельности, обладало оно в противовес косному, догматическому рассудку русского командования.
Идея проведения главного удара против левого фланга Самсонова была принята с самого начала, но в этом заключался лишь план операции до первого столкновения с противником. А план проведения этой операции? Он беспрерывно эволюционировал под влиянием учета новых факторов обстановки и пережил даже момент, когда центр тяжести ее был перенесен под Хохенштейн.
Операция развивалась естественно и свободно, как дерево, питающееся в своем росте силами природы. Она не явилась догматическим, не считающимся с внешней обстановкой оперативным действием по заранее разработанному, предвзятому плану — и в этом вся ее сила, как образца военного искусства. Но, вместе с тем, мы не укажем во всем течении операции ни одного хотя бы мелкого оперативного события, которое не было бы вызвано сознательным распоряжением германского командования, как его реакция на какой-либо новый оперативный фактор.
Переберем в памяти все наиболее яркие моменты в течение операции, так или иначе определившие ее исход: атака I германского корпуса возле Уздау; движение I резервного и XVII армейского корпусов на юг и их атака у Бишофсбурга; движение I резервного корпуса на Алленштейн в тыл русскому XIII корпусу; атака в центре у Хохенштейна; движение генерала Франсуа на Мейденбург и Вилленберг с целью пересечения русским корпусам всех путей отступления на юг и их окружения; наконец, продвижение XVII армейского корпуса к Вилленбергу с целью окончательно замкнуть кольцо окружения вокруг остатков армии Самсонова — все это последовало по приказанию германского командования.
Было ли в действиях германских войск в этой операции хоть что-либо случайное? — Нет. Но были ли эти действия предусмотрены заранее разработанным планом операции? — Тоже нет.
В этом и только в этом заключается вся ценность Восточно-Прусской операции 1914 года, как величайшего образца военного искусства, не говоря уже об объективном значении ее, как завершенных «Канн».
В этой операции не было ничего постоянного, предвзятого и неизменного, кроме неизмеримо сильной и могущественной воли германского командования довести дело до полной победы. Во имя этой идеи Гинденбург почти совершенно оголил фронт перед Ренненкампфом, отдавая приказание о движении на юг I резервного и XVII армейского корпусов; во имя ее же он готов был в последний момент 30 (17) августа, игнорируя наступающие части Ренненкампфа, бросить под Нейденбург все свободные резервы.
Сильная, могучая воля была основным фактором германской победы; она одна была постоянной величиной во всей изменчивости разыгравшихся событий. Операция Гинденбурга является ярким доказательством блестящей мысли Мольтке, что «на войне от самого начала военных действий все непостоянно и непрочно, кроме воли и силы стремления полководца».
Сильная воля к победе была во всем течении операции единственным фактором, на основе коего изменчивость оперативных событий могла быть скована осуществившейся идеей « Канн».
Вот почему на вопрос: простая ли случайность, разыгравшаяся помимо воли и планов германцев, или сознательно предусмотренная и предварительно разработанная операция? — мы отвечаем: ни то, ни другое, а сильная и могущественная воля довести сражение до полной, уничтожающей победы.
И тут перед нами встает другая проблема военного дела.
Под войной принято обыкновенно разуметь социальное, политическое, экономическое и, в общем, материальное явление. Но такое определение страдает чрезвычайной неполнотой. В нем отсутствует вся доминирующая сущность военного дела, а именно — моральный фактор. В итоге он, конечно, тоже сводится к комплексу социально-экономических явлений. Но, как таковой, для уразумения природы войны, в себе он должен быть отмечен совершенно отдельно и с этой точки зрения война есть, во-первых, явление моральное и психическое, а бой — грандиозное соревнование двух неизвестных моральных сил.
Если оперативный план и совокупность использованных в бою средств борьбы превзошли таковые же противника, то это означает ничто иное, как действительное превосходство моральных сил данной стороны. Если мы задаем себе вопрос: как было возможно, чтобы германцы в продолжение четырех с половиной лет могли противостоять на полях сражений намного превосходившим их силам противников, то верный ответ может быть лишь один — причина этого кроется в колоссальном превосходстве моральных сил германского бойца. Когда в 1918 году германский фронт на Западе зашатался, то причина этого заключалась только в полном упадке этих моральных сил.
И когда мы, с этой точки зрения, спрашиваем, как была возможна Самсоновская катастрофа, эта исключительная в военной истории и невероятная на первый взгляд гибель целой армии в начале войны от примерно равных, если не уступавших сил германцев — в то время, когда другая мощная армия Ренненкампфа находилась от места катастрофы на расстоянии двух переходов, ничего, однако, не предпринимая для оказания помощи своему соседу, — ответ нам говорит: неправильно считать одни оперативные ошибки причиной гибели армии Самсонова.
Когда дело касается полной моральной неустойчивости войск, полного несознания высшим командным составом возложенных на него долга и ответственности, тогда мы имеем дело не с оперативными ошибками, не с факторами военно-технического порядка, а с моральными факторами, основы коих коренятся во всей не только военной, но и государственной системе.
В одной из своих статей1 профессор Келчевский говорит, что операцию 2-й армии проводили люди, страдавшие параличом мозга.
«Параличом мозга» — мы не беремся утверждать, но что они страдали параличом моральных сил — это несомненно.
И действительно: в чем заключались оперативные ошибки генералов Артамонова и Благовещенского, корпуса которых (I и VI) оголили фланги армии? Тут мы имеем дело именно не с ошибками, а с полной моральной неподготовленностью всего личного состава армии.
Как могли Артамонов и Благовещенский отступать, пока в их распоряжении оставался хотя бы один солдат и одна пушка, если их отход открывал доступ во фланг и тыл армии, чего эти генералы не могли не знать? Как могли они не сознавать той огромной ответственности, которую несли? Что здесь может сказать военно-историческое исследование? — оно бессильно.
Когда генерал не сознает своего долга, когда солдат бежит с поля сражения, когда войска целыми массами сдаются в плен, — то это не оперативные ошибки, а отсутствие той моральной подготовки, которую нужно воспитывать еще на школьной скамье, это отсутствие той основы военного дела, которую Мольтке назвал «Festigung moralischer Eigenschaften».
Самсоновская армия была, в этом смысле, воистину разбита еще до сражения. Причины ее гибели мы должны искать в социальной структуре прошлого России, в основах всей ее государственной системы, в условиях ее дореволюционного быта за много лет до этих страшных дней Грюнфлисского леса.
«Канны» — этот идеал и вместе с тем руководящая идея всякого сражения до тех пор, пока оно преследует цель подавления противной стороны, то есть пока вооруженная борьба человечества остается действительным инстинктом социальной жизни — «Канны», столь редкие в истории войн, обогатились еще одним поучительным примером своего конкретного осуществления.
По национальным соображениям германцы назвали свою победу Танненбергом. В сущности, это не совсем верно. В несравненно большей степени самой сути и смыслу операции соответствовало бы название Грюнфлиса. В Грюнфлисском лесу операция нашла свое завершение, здесь замкнулось германское кольцо окружения, здесь погибла большая часть армии Самсонова.
29 (16) августа 1914 года Грюнфлисский лес, сковавший в себе остатки русских корпусов, был окружен со всех сторон германскими войсками: «Канны» нашли здесь свое полное выражение.
Весть о них была встречена в 1914 году ликованием в Центральных империях. Мир же молчал. Слишком невероятной и немыслимой казалась уничтожающая победа германцев. Новые Канны замалчивались. Не вполне ясно сознаются они подчас и ныне.
Потерпевшая поражение сторона не была разбита вообще; война не кончилась; Грюнфлисское сражение даже не сказалось сколько-нибудь существенно на ее течении2. Но это потому, что решение судьбы войны одним генеральным сражением стало при современных массовых армиях и огромной протяженности фронтов вообще невозможным. Такое генеральное сражение стало преданием истории.
Правда, Шлиффеновский план наступления на Францию имел в своей основе идею грандиозных «Канн» на театре военных действий. Заходя правым плечом, германские армии должны были захлестнуть своим крылом всю французскую армию и, прижав ее тылом к поясу крепостей, окружить и уничтожить. Но этой идее грандиозных «Канн» не суждено было свершиться.
Грюнфлис был только частным сражением на частном театре войны. Он и не мог дать результатов, подобных тем, которые имел Седан — поэтому он, быть может, и оказался менее заметен.
Но рассматриваемая с точки зрения военного искусства, как таковая, Грюнфлисская операция нисколько не теряет от этого своего значения, как образец осуществленных «Канн».
Ценность этой операции для военного искусства нисколько не умаляется. Наоборот, та трудная обстановка, в какой она протекала, делает ее наиболее поучительным примером того, что и в условиях современного состояния военного дела, при массовых, громоздких и, в общем, неповоротливых армиях, идея уничтожающего сражения может быть осуществлена в идее «Канн».
1 Келчевский. Кордонно-калиточная стратегия. "Война и мир", № 4 (Прим авт.) '
2 Мы не склонны разделять мнение, что оно решило участь сражения на Марне, вынудив германское командование перебросить два корпуса с запада на восток. Банкротство германского наступления на Францию в 1914 году имеет более глубокие, правда, еще мало осознанные причины. Два корпуса на правом германском крыле могли продлить Марнское сражение еще на 2—3 дня, доведя кризис его для французов до более высокого напряжения, но они не могли изменить участи этого грандиозного захождения армий правым плечом, имевшего в своей основе искаженный план Шлиффена и его изуродованный метод проведения операции. (Прим. авт.)