Полеты в Первопрестольной были намечены из сада «Эрмитаж» (в котором больше года назад так неудачно «выступил» Леон Аэр). Вот что писал корреспондент газеты «Новости дня» о Дзиковском перед первым его полетом в Москве 1 сентября: «Было очень холодно. Публика невольно ежилась и с нетерпением ожидала полета. Шар, казалось, готов, парашют прикреплен — нет только самого героя дня.

Но вот и он. В красной фуфайке, украшенной каким-то бантом, в кепи австрийского образца — он сразу приковывает к себе внимание. В его фигуре нет ничего, что намекало бы на "высокое стремление". Нет ничего воздушного. Совершенно даже напротив. Просто "коротенький" человечек с большими усами и некоторым предрасположением к полноте. В лице ни тени беспокойства. Спокоен, убийственно спокоен».

В Москве Дзиковский поднимался трижды. Корреспондент газеты попросил аэронавта рассказать о том, как он готовится к своему выступлению. Оказалось, что накануне и в день полета воздухоплаватель долго спит. Почти ничего не ест. За несколько минут до пуска шара выпивает большую рюмку коньяку.

А потом, увидя старт шара и прыжок Дзиковского с парашютом, репортер с восхищением писал: «Все это проделывается с такой безукоризненной ловкостью, такой беззаветной смелостью, которым нельзя не удивляться».

И чувство удивления неизменно возникало, где бы ни совершал свои полеты отважный аэронавт. Тем более что опасные моменты были, и не раз. Например, в Киеве, в октябре 1891 года, уже в воздухе закрутились стропы парашюта. Отделяться от шара было рискованно, парашют мог раскрыться не полностью. С земли, с Печерского плаца, откуда взлетел шар, было заметно, как, находясь на большой высоте, смельчак борется с неполадкой.

«Публика видела всю затруднительность положения аэронавта, — писала газета "Киевлянин", — и многие уже были уверены в неизбежности трагического исхода воздушной экскурсии». Но Дзиковскому удалось в конце концов раскрутить стропы и благополучно опуститься с парашютом.

Газетное объявление о полете Иосифа Дзиковского в Нижнем Новгороде	Прыжок с парашютом Иосифа Дзиковского в Петербурге летом 1892 года

В Новочеркасске он чуть не погиб, поскольку парашют раскрылся, как писала местная газета, лишь «в нескольких саженях от земли».

Турне Иосифа Дзиковского продолжалось и в 1892 году. На его счету было уже около сотни прыжков. Со своим монгольфьером он побывал в Харькове, Екатеринославе, Ростове-на-Дону, Воронеже и других городах. Наконец, в середине лета он приехал демонстрировать свое бесстрашие в столицу, в Санкт-Петербург.

Местом взлета стал сад «Аркадия», тот самый, из которого в июне 1889 года совершил свой единственный в Петербурге полет безвременно погибший потом американец Шарль Перу. Пожаловаться на невнимание столичной публики Дзиковский никак не мог. В день его первого полета, 14 июля, народу в саду собралось много. Среди зрителей были замечены воздухоплаватель Рудольф, в свое время увеселявший петербуржцев своими полетами, и знаменитый начальник русской военной аэронавтики, тогда штабс-капитан, а в будущем генерал-майор A.M. Кованько.

С парашютом Дзиковский опустился на Каменном острове, на чьей-то даче, сев прямо на дерево. Когда же он возвращался в «Аркадию», по всей дороге его приветствовали аплодисментами, а уж в самом саду загремели настоящие овации. «Через несколько минут, — писала газета, — Дзиковский восседал за столиком ресторана и пил шампанское с директором сада, празднуя благополучный исход своего смелого воздушного путешествия».

После 1892 года имя Иосифа Дзиковского было совершенно забыто. Как сложилась его дальнейшая судьба — неизвестно.

После первого прыжка Дзиковского, в сентябре 1891 года поднялся в воздух и совершил прыжок Станислав Древницкий. Весной следующего года отправился в полет и прыгнул с парашютом Эдуард Лискевич.

Потом — еще несколько человек. «Варшаву скоро можно будет назвать городом воздухоплавателей», — писала газета «Варшавский дневник».

По-разному сложилась судьба варшавских аэронавтов. Воздухоплавание для большинства из них оказалось лишь временным увлечением. В отличие от Станислава Древницкого, для которого оно было призванием, страстью и делом всей его короткой жизни.