В инструкции по лётной эксплуатации было очень много ограничений. Для поддержания их в памяти использовался тренажёр и контроль готовности к полётам. Практически все имели при себе сделанную из общей 96-листовой тетради записную книжку, которую можно было положить в карман лётного костюма. В ней были записи по ограничениям и действиям при особых случаях в полёте. Я переделал наколенный планшет, куда занёс самые важные действия при возможных отказах.

В ракетоносном полку полёты были в основном однообразные. Летали на тактические пуски ракет и бомбометание, чаще в ночное время суток. А вот в разведывательных полках было посложнее. Особенно запоминался визуальный поиск целей или фотографирование, а также радиотехническая разведка. До сих пор ношу в душе занозу: после прибытия в Нежинский полк получил двойку за перспективное фотографирование «кривого» участка железной дороги на участке населённых пунктов Помошная-Шпола. Сказалась плохая подготовка к полёту. Особенно трудно из-за плохого обзора из кабины всем членам экипажа было вести визуальный поиск малоразмерных целей в гористой и лесной местности. Кроме того, разведчики летали на специальные полёты, выполнение которых было обязательным в указанное на это время. А вот так называемые полёты на «уколы» (полёты в сторону сопредельного государства в составе группы Ту-22) ни в Озёрном, ни в Нежине, ни в Зябровке при мне не проводились.

Командир 290 одрап подполковник Олег Комбаров. Аэродром Зябровка, 1982 г.

Полёты на учениях с тактическими пусками ракет всем составом полка выполнялись в сторону нашей территории. Чаще всего мы «работали» по кораблям ЧФ или по Севастополю, в режиме полного радиомолчания. Имитаций нападения на соседей не было. Летали на радиотехническую разведку вдоль границ с НАТО, но с соблюдением всех международных норм. Облетывали американские корабли, несколько раз в году заходившие в Чёрное море. Фотографировали их, но всегда знали меру. В полётах на севере, когда к нам подходили истребители Норвегии F-16, мы не применяли противодействие, чтобы сорвать подход, потому как такие подходы перехватами не называются. К сожалению, после учений нам не доводили сведений о том, как нас перехватывали наши истребители, или кто был «сбит» средствами ПВО.

После возвращения с вылета на учении, на основе записей самописцев параметров полёта необходимо было нарисовать профиль полёта — как ты выдерживал режим. Ты прилетел уже устав, ждёшь, пока с аэродрома принесут запись, потом её надо просмотреть и нанести на бумагу. Естественно, «рисовали как надо», лишь бы скорее уйти на отдых. Специалистов в группе объективного контроля было недостаточно и за один час они не успевали сделать эту работу. Раздражало и то, что на учениях нас заставляли одевать полевую форму (сапоги, бриджи) а сверху кожаную куртку и даже противогаз: мол, трудно в ученьях - легко в бою. А тогда зачем существовали полётные костюмы и ботинки? И куда пристроить в полёте противогаз? Места-то для него в кабине вообще не предусмотрено...

Вызывали недоумение полёты на стрельбу из кормовой пушки по наземным целям. Стрельба производилась на полигоне «Калиновка» под Джанкоем. Оператор, сидящий спиной к полёту должен был в телевизионном прицеле найти «нарисованную» цель, прицелиться и отстреляться. И это на высоте 100 - 200 м и скорости 600 км/час. Практически же, лётчик при пролёте над целью давал команду на стрельбу, а оператор стрелял вниз наобум, а там... что получится. Ведь в боевых условиях пушка нужна для обороны от истребителей, так и учить нас надо было этому.

В изданных публикациях о Ту-22 пишется, что в Ливии были проблемы с заменой пушки. Да неужели они так много стреляли? По какой необходимости? Или это была плановая замена по срокам эксплуатации? У нас такой проблемы я не встречал, хотя в СССР самолёт эксплуатировался по времени больше. Не знаю случая, чтобы экипаж практически при атаке истребителя с задней полусферы реально выполнял противоистребительный манёвр (ПИМ), а оператор с помощью радиолокационного прицела хотя бы тактически производил стрельбу из пушки. Отработку противоистребительного маневра мы выполняли всегда на одном и том же участке маршрута Черкассы - Кременчуг: просто делали «змейку» с установленными кренами, как-то по «обезьяньи», лишь бы выполнить задание.