Первоначальное направление наступления армии имеет чрезвычайно важное значение; его редко удается изменить; но когда такое изменение и возможно, оно должно, во всяком случае, осуществляться на значительном расстоянии от объекта действий — иначе оно все равно не достигает цели. Чертеж № 7 показывает всю практическую бесцельность изменения операционных направлений 2-й армии и их полное несоответствие тем фронтам, которые она занимала в данное время.

Чертеж 7. Схематический чертеж направлений наступления 2-й русской армии

Итак, не сказавшись реально на действительном изменении операционного направления 2-й армии, последнее направление ее наступления имело все же своим последствием оторванность (примерно на два перехода) правофлангового VI корпуса, имевшего задачу наступать от Ортельсбурга на Бишофсбург. В этом факте не таилось, в сущности, ничего отрицательного: VI корпус имел ответственную задачу обеспечения правого фланга 2-й армии — который, как мы уже знаем, был действительно угрожаем. Таким образом, оставление VI корпуса на путях к Бишофсбургу оправдывалось действительной обстановкой. Другое дело, что эта обстановка была генералу Самсонову совершенно не ясна и оставление им VI корпуса на путях к Бишофсбургу имело в своей основе, скорее, вошедшее в систему обеспечение фланга при всякой обстановке вообще.

Итак, 2-я армия, имея вполне определенную и ясно поставленную задачу, не имела, однако, определенного конкретного плана ее выполнения.

Все ее действия, частные направления ее корпусов, линия ее фронта, наконец, изменения направлений ее наступления — все это говорило о какой-то неопределенности и неясности тех средств, коими может и должна быть выполнена поставленная оперативная задача. Отсутствие взаимного понимания между высшим командованием усматривалось здесь вполне отчетливо и не обеспечивало нормальных условий для проведения операций. Но оно шло гораздо дальше и граничило с явной неприязненностью отношений между Жилинcким и Самсоновым.

Достаточно привести несколько выдержек из телеграмм:

«Возможно энергичнее развейте операцию».

«Ранее обращал ваше внимание и ныне крайне не одобряю растянутое положение фронта и разброску ваших корпусов вопреки данной вам директиве».

«Данную вами диспозицию признаю крайне нерешительной и требую немедленных и решительных действий». «Наступление армии шло вообще значительно медленнее, чем я предполагал».

Все это свидетельствует о напряженности существовавших отношений между начальниками. Последние же говорят, в сущности, о том, что либо высшее командование совершенно не сговорилось о конкретном плане проводимой операции, либо генерал Самсонов явно не соответствовал своему назначению, — но тогда надо было прибегнуть к радикальной мере и отозвать его.

При этом заметим, что Мольтке воздержался от хотя бы одного упрека или выражения своего неудовольствия по адресу генерала Притвица; но увидев, что последний действует несоответственно взглядам главной квартиры, его отозвал. Жилинский на такой шаг не решился; вместо этого он обращался с Самсоновым так, как это не подобает по отношению к генералу и командующему армией.

Какую глубокую разницу усматриваем мы здесь в германском и русском институтах отношений между лицами высшего командования!

Вполне естественно, что моральное состояние генерала Самсонова должно было быть весьма напряженным и нервным — что впоследствии сыграло, очевидно, немалую роль в его трагической гибели.

Жилинский и Самсонов мысленно взваливали друг на друга вину за какую-то невязку в операции. Трудно, в сущности, указать, в чем эта невязка заключалась. Задача была поставлена, армия наступала. 23 (10) августа она имела даже успех в бою у Орлау — и тем не менее во всей сознательной ее части ощущалась какая-то неопределенность и неуверенность; это передают сами участники операции.

Причина такого морального состояния заключалась в отсутствии у всего командного состава отчетливого плана действий и ясно поставленных ближайших задач — которые, очевидно, не получили своего точного оформления и в представлениях Жилинского и Самсонова.

Чем глубже продвигалась 2-я армия в Восточную Пруссию, чем чаще менялись ее направления, тем более выявлялось это отсутствие представления о своей ближайшей задаче, внедряя в сознание зачатки неуверенности и деморализации.

Весьма характерной является в этом отношении присланная на имя начальника штаба 2-й армии 23 (10) августа телеграмма начальника 6-й кавалерийской дивизии. Эта телеграмма гласила:

«Первой директивой дивизии дана задача восточнее линии Млава — Гильгенбург; второй и третьей — западнее этой линии. Только что полученной телеграммой 6302 снова район изменен восточнее. Для выполнения директивы пришлось отказаться идти севернее Сольдау и, не успев собрать разведывательных эскадронов, перешел Грушки, где теряю время на устройство переправы. Выполнение новой задачи, изменяющей третий раз район действий, будет задержано отозванием уже высланной разведки Лаутенбург — Лоебау».

Необходимо отметить, что первая директива, о которой говорится в телеграмме, была отдана 16 (3) августа, вторая 20 (7), третья 21 (18), а телеграмма 6302 - 22 (9) августа.

Приведенная телеграмма начальника 6-й кавалерийской дивизии дает богатый материал для суждения о всей обстановке, в коей проводилась операция 2-й армии. Это есть, в сущности, обстановка оперативного хаоса.

Еще до начала боевых столкновений штаб армии три раза меняет направление движения кавалерийской дивизии; ясно, что в армейском штабе не уточнили и не осознали своей задачи; тем менее может ее осознать начальник дивизии.

Наоборот, эти противоречащие друг другу директивы сбивают с толку, лишают возможности понять, чего же хочет командование армии; заставляют терять уверенность в своем начальнике, а следовательно, сомневаться и в самом себе — такова неразрывная цепь эволюции и психики, приводящая к деморализации.

Не во всех частях неуверенность в своей задаче вылилась в подобные телеграммы, но обстановка была одинакова во всей армии. Если командование последней не уяснило себе задачи для 6 кавалерийской дивизии, то это было верно и для всех остальных частей. Эго наилучшим образом иллюстрирует директива № 3, приказывавшая корпусам (XV и I), — «приступить к подготовке операции для овладения районами Нейденбург — Сольдау» — и это в то время, когда корпуса непосредственно приблизились к объектам, коими надо было овладеть. Такая Редакция директивы говорила, конечно, о чрезвычайной нерешительности и не могла не оказать соответствующего влияния на моральное состояние получивших ее командиров.

Отсутствие моральной бодрости господствовало в армии Самсонова с первых же дней ее вступления в Восточную Пруссию. Один из участников операции пишет:

«На 7-й день марша боевой подъем сменился усталостью, обозы отстали, хлеба нет; кормимся местными средствами. Начинается нервность и раздаются вопросы: куда идем в глубь лесов и почему не видим противника».

По мере дальнейшего продвижения это моральное состояние сменилось сначала неуверенностью в своей задаче, затем растерянностью и, наконец, подавленностью: дальнейшая ступень есть уже деморализация. Зачатки ее обнаружились уже 23 (10) августа, когда 2-я дивизия XXIII корпуса, наступавшая слева от ввязавшегося в бой у Орлау XV корпуса, по просьбе последнего, развертывалась на линии Ковнаткен — Тальгейм; под влиянием крика «кавалерия» в дивизии произошла паника; пехота начала стрелять друг в друга, причем оказалось 10 убитых, 60 раненых и много испорченных повозок.

Вся обстановка наступления способствовала быстрому моральному разложению войск.

Чрезвычайная нервность командования явилась, в значительной мере, следствием неудовлетворительной постановки разведки. Конница, имевшаяся в достаточном количестве, не была подготовлена к несению разведывательной службы, и войска остались без всяких сведений о противнике.

В штабах корпусов и дивизий царила полная неосведомленность не только о том, что делается впереди, но и о том, что происходит у соседей. Об общем положении на фронте не знал ни один из корпусных командиров. Армейское командование сообщало лишь цели дневных переходов соседей; все остальное, а главным образом, задача Ренненкампфа и местонахождение его армии, держалось почему-то в секрете — очевидно, по причине чрезвычайной неопытности штабных офицеров в службе Генерального штаба.

Вследствие негодной организации связи, дневные приказы прибывали в штабы корпусов, а тем более в самые части, чрезвычайно поздно. Часто войска узнавали задачу своего дневного перехода только к 10 часам; выступали не ранее полудня и потому лишь с наступлением позднего вечера достигали — по плохим песчаным дорогам — места ночлега.

Организация технической связи оставляла желать много лучшего. Телефонный кабель и аппараты имелись в очень ограниченном количестве. А радиосвязь использовалась неумело и без кода, благодаря чему германские радио перехватывали многие русские передачи оперативного характера. Известно, что немцы перехватили директиву Самсонова на 25 (12) августа.

Наконец, поисковой тыл совершенно не был организован: армия оторвалась на значительное расстояние от железной дороги, а колесный подвоз отсутствовал. Уже при переходе через границу явилась необходимость прибегнуть к неприкосновенным запасам. Между тем, в Восточной Пруссии не было никаких местных средств продовольствия. Все эти условия в значительной мере отягощали моральное состояние войск, естественно, вызывая упадок их сил.

Генерал Самсонов это понимал и еще 22 (9) августа телеграфировал Жилинскому:

«Необходимо организовать тыл, который до настоящего времени организации еще не получил. Страна опустошена; лошади давно без овса, хлеба нет. Подвоз из Остроленка невозможен»¹

Корпусам же 23 (10) августа было приказано: «При исполнении операции войскам довольствоваться преимущественно местными средствами» — из чего можно судить о том, что какая-либо организация питания и подвоза полностью отсутствовала.

Психология массы — трудно постижимая вещь. Впечатление минутно выявившейся растерянности командира или где-либо обнаружившейся неорганизованности военного аппарата — словно электрический ток распространяется по войсковой колонне, оставляя в рядах свой тяжелый, трудно изгладимый отпечаток. А таких впечатлений было в колоннах Самсоновских корпусов слишком много.

¹ Архив. Дело 2-й армии № 13, 129. (Прим. авт.)