На следующий день все заинтересованные лица собрались в Главном бронетанковом управлении для подготовки проекта постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР.

Как писал Л.Н. Карцев в своих воспоминаниях, «После этого совещания началось группирование разработчиков. Несмотря на нежелание А.А. Морозова заниматься новым делом, именно к нему первому подключили разработчиков ракет. Ж.Я. Котин, наоборот, загорелся желанием установить ракеты в танк. Ему тоже подобрали соисполнителей. Организовали команду и главному конструктору Челябинского тракторного завода П.П. Исакову. Один я остался не удел. На меня просто «не хватило» фирм-разработчиков ракет. Я, естественно, разволновался и стал было вслух возмущаться дискредитационным отношением ГБТУ к нашему КБ. Неожиданно сидящий рядом неизвестный мне человек проговорил: «А давайте-ка попробуем и мы с вами!». Этим человеком оказался Александр Эммануилович Нудельман, известный конструктор авиационного автоматического вооружения военных лет, который решил перепрофилировать свое КБ (ОКБ-16) на создание противотанковых ракет. Он попросил подключить к нему консультантом по системе управления будущей ракетой фирму академика А.А. Расплетина (КБ-1)».

Естественно, что при такой организации работ, когда для каждого танкового КБ подбирали «своего» конструктора-ракетчика, число разрабатываемых бронеобъектов и комплексов росло как снежный ком.

К весне следующего года был подготовлен правительственный документ, предусматривающий создание двух типов «истребителей танков» разработчиками средних танков в Харькове и Нижнем Тагиле, двух типов «танков с реактивным вооружением» конструкторами тяжелых танков в Ленинграде и Челябинске, «плавающего танка с реактивным вооружением» в Сталинграде и авиадесантной самоходной установки с подобным вооружением в Мытищах. К этим шести темам «пристегнули» создание двух типов «пехотных реактивных управляемых снарядов» с переносными пусковыми установками, разработку истребителя танков с пушечным вооружением, а также множество работ по частным проблемам создания танков и ракет.

В результате Постановлением СМ СССР от 8 мая 1957 г. №505-257 (приказ министра транспортного машиностроения №0042 от 18 мая 1957 г.) «О создании новых танков, самоходных установок — истребителей танков, средств противотанковой обороны и управляемого ракетного вооружения для них» задавалось проведение работ по 31 теме (включая создание девяти типов управляемых ракет) со сроком завершения — 1959 г.

В 1960 г. на вооружение были приняты только два крайне необходимых армии «пехотных» противотанковых ракетных комплекса («Шмель» и «Фаланга»). Из множества танковых комплексов, заданных постановлением от 8 мая 1957 г., на вооружение удалось сдать всего один — «Дракон», да и то только спустя десятилетие после начала работ, с отставанием на 7—8 лет от первоначально заданных сроков.

Столь скромный итог широко развернутых работ объясняется отсутствием опыта в части противотанкового ракетного оружия как у заказчика, так и у организаций, привлеченных к его разработке. Требования к ракетным комплексам были необоснованно завышенными и при тогдашнем уровне развития техники — невыполнимыми. Кроме того, сказалось инициированное Н.С. Хрущевым решение о прекращении разработки тяжелых танков, под которое попали темы ленинградских и челябинских танкостроителей. А самоходные установки «Шмеля» и «Фаланги» на шасси БРДМ в основном решали задачи, поставленные перед создаваемыми легким плавающим танком и авиадесантной самоходкой, так что необходимость в их разработке отпала.

В «средней весовой категории» харьковское КБ, по сути дела, само «сошло с дистанции». Коллектив А. А. Морозова сосредоточил все силы на создании «пушечного» танка нового поколения, в конечном счете принятого на вооружение как Т-64. Работы по харьковскому ракетному «истребителю танков» — «Объекту 431» — велись формально и окончательно прервались летом 1959 г., когда «главный конструктор советской космонавтики» С.П. Королев поглотил руководимый В.Г. Грабиным ЦНИИ-58 — организацию, разрабатывавшую противотанковые ракеты для «Объекта 431» — и переключил ее на решение совершенно иных задач.

Напротив, у Л.Н. Карцева и его конструкторов было мало шансов выиграть негласный конкурс по созданию нового «пушечного» танка в соревновании с обладавшим огромным авторитетом А. А. Морозовым. Ракетная тематика открывала для них перспективу прорыва в ограниченный круг наиболее значимых организаций отрасли. Забегая вперед, отметим, что работа над приоритетной темой «истребителя танков» дала коллективу Л.Н. Карцева возможность попутно подключить ряд авторитетных смежников к решению множества сугубо танковых проблем — созданию гидромеханической трансмиссии, новых схем ходовой части танков, внедрению газотурбинных двигателей. Все эти наработки, осуществленные за счет средств, выделяемых на «истребитель танков », были использованы в дальнейшей работе коллектива Л.Н. Карцева, в том числе при создании танков семейства Т-72.

Однако в 1957 г. перед КБ завода № 183 была поставлена исключительно сложная, принципиально новая задача. Истребитель танков должен был успешно действовать не только в обороне, но и в наступательном или встречном бою, а по уровню бронезащиты и маневренности не уступать танкам соответствующей весовой категории. Из этого вытекало важнейшее требование к управляемому вооружению истребителей танков — обеспечение стрельбы сходу. В свою очередь, это требование исключало возможность применения проводной лини управления и использования системы ручного наведения. Одновременно следить за целью и ракетой, при этом еще и выдавать команды на ракету из несущегося по полю боя истребителя танков было невозможно. Правда, в те годы это представление казалось очевидным не для всех. Некоторые специалисты считали более правильным применение ручного режима для того, чтобы исключить двойные ошибки наведения, вносимые и наводчиком, и аппаратурой комплекса. Обсудив результаты анализа, возглавивший в КБ-1 работы по «Дракону» А.И. Богданов запретил заниматься ручным режимом, направив все силы на отработку полуавтоматического режима.