Доклад, подготовленный разведкой по ситуации в районе Фолклендов и представленный на рассмотрение военно-политического руководства страны 9 июля 1981 г., в очередной раз указал на пробританские настроения жителей островов и на все возрастающее стремление аргентинской военной хунты решить «вопрос о суверенитете». Причем указывалось, что одной из целей, которую ставил перед собой Буэнос-Айрес, было стремление «преподать островитянам урок». Вполне вероятно, что это было следствием разочарования, постигшего аргентинское руководство в ходе провала попыток решить в свою пользу территориальный спор с Чили относительно острова Бигл. Да к тому же аргентинское правительство стремилось отвлечь внимание населения от серьезных внутренних экономических и политических трудностей.
Один из выводов доклада гласил: конфликт может быть искусственно ускорен за счет введения Аргентиной экономических санкций и различных других ограничений в отношении Фолклендских островов, ведь жители архипелага в значительной степени зависели в вопросах снабжения (в том числе и топливом) и коммуникаций от Буэнос-Айреса. В заключение говорилось, что если мирным путем решить главную проблему—вопрос о суверенитете островов — не удастся, то аргентинское военно-политическое руководство может прибегнуть к более активным методам. При этом оно может действовать внезапно и тайно. А в этом случае не исключается возможность применения вооруженной силы для нарушения британского коммерческого судоходства и далее полномасштабной агрессии против Фолклендских островов.
Коммодор Майкл Клэпп (справа), командующий оперативной десантной группой, и коммандер Джон Келли, старпом десантного корабля-дока «Феарлесс», беседуют с бойцами 40-го батальона «коммандос» в ночь перед высадкой.
Но даже несмотря на эти предупреждения разведки (менее чем за девять месяцев до начала войны), неоднократные тревожные сигналы из резиденции губернатора Фолклендов, а также аналогичные предупреждения со стороны Ника Баркера, командира патрульного корабля ледового класса «Эндуранс» (HMS Endurance), Форин-Офис (МИД Великобритании) и кабинет министров в целом не предприняли никаких мало-мальски решительных и значимых шагов для того, чтобы урегулировать ситуацию или хотя бы подготовиться к ее развитию по наихудшему сценарию. А предупреждения командира «Эндуранса» вообще были расценены в Лондоне как «желание во чтобы то ни стало сохранить корабль», который согласно планам военно-морского строительства, обнародованным министром обороны Джоном Ноттом, в 1982 г. предполагалось списать на слом.
С другой стороны, реальных доказательств агрессивной позиции Аргентины не было, поэтому объявлять боевую тревогу на британском флоте каждый раз, когда аргентинские корабли выходят в море, было бы неразумным.
«Самое поразительное заключается в том, что британское правительство не пожелало даже разработать план на случай непредвиденного развития ситуации (по худшему сценарию), — отмечает Майкл Клэпп. — да и флотское командование, насколько я знаю, этого тоже не сделало. Хотя именно флот был единственной силой, способной предпринять какие-то реальные ответные действия на таком огромном расстоянии, используя свои порты и аэродромы, а также порты и аэродромы своих союзников».
Без сомнения, в сформировавшемся к тому времени политическом климате любая попытка включить «Фолклендский вопрос» в компетенцию Королевских ВМС Великобритании вызвала бы подозрительную реакцию со стороны командования других видов национальных вооруженных сил, а гражданская администрация вообще расценила бы это как бесстыдную и вопиющую попытку поддержать «вышедшую из моды и чересчур дорогостоящую военно-морскую мощь, более подходящую для периода создания империи или политики канонерок, чем для ведения современной войны в рамках политики блока НАТО».
Но все эти колебания привели только к одному результату: если аргентинская агрессия против Фолклендских островов оказалась неожиданной для Маргарет Тэтчер и ее кабинета, то это отнюдь не было сюрпризом ни для островитян, ни для британской разведки, ни для командования Королевских ВМС Великобритании.
С другой стороны, ряд историков и исследователей Фолклендской войны утверждают, что Лондон сознательно пошел на перевод дипломатической проблемы в русло решения ее силовым путем. В ходе дипломатических переговоров Великобритания выдвигала явно неприемлемые для Аргентины условия и требования, которые, без сомнения, в том или ином роде ущемляли национальные интересы южноамериканского государства. Впрочем, учитывая изложенную выше информацию о реальном положении дел на флоте, такое утверждение кажется достаточно спорным и даже надуманным. Ведь раздувая войну, в Лондоне должны были отдавать себе отчет в том, что ответные действия следует готовить заранее, а не списывать вместо этого один корабль за другим.
Рассматривая ситуацию, сложившуюся накануне Фолклендской войны, следует принять во внимание и такой факт: в январе 1983 г. исполнялось ровно 150 лет с того дня, как аргентинский губернатор, да и все аргентинское поселение, были выдворены британским флотом с архипелага, а на их месте обосновались английские переселенцы и королевская администрация. Поэтому вставшая у руля Аргентины военная хунта поставила вопрос возврата островов под аргентинский суверенитет в качестве приоритетной задачи внешней политики. Причем вернуть Фолкленды надо было до юбилея, в связи с чем допускалось использование любых средств: если бы этого не удалось сделать политическими методами, то следующим шагом должно было стать прямое применение силы. Год 1982-й был объявлен аргентинским военно-политическим руководством «Годом Мальвин».