Прежде всего, поражаетъ ошибка въ общемъ стратегическомъ расчетѣ взаимоотношенія силъ. Ген. Жилинскій и его штабъ, рѣшаясь на преждевременное наступленіе, исходитъ изъ предположенія о равной боевой силѣ нашей и германской пѣх. дивизіи. Какъ мы знаемъ, этого не было на самомъ дѣлѣ. Превосходство въ огневой артиллерійской силѣ герм. пѣх. дивизіи надъ русской было таково — что въ среднемъ, нѣмецкая пѣх. дивизія обладала въ 1½ раза большей боевой силой нежели русская. Такимъ образомъ, на сторонѣ нѣмцевъ фактически было почти двойное превосходство въ силѣ. Между тѣмъ, ген. Жилинскій и его штабъ оцѣнивали взаимоотношеніе силъ, примѣняя пріемъ годный въ эпоху Наполеона , а не въ современную. Они исходили изъ числа батальоновъ. Примѣненіе этого устарѣлаго метода привело ихъ къ невѣрному выводу, а именно, что на русской сторонѣ имѣется небольшое превосходство въ силахъ.

Со стороны главнаго руководства не сдѣлано было никакой попытки, чтобы указать на устарѣлость, а потому и невѣрность примѣненія подобнаго метода стратегическаго расчета. Не сдѣлало оно этого потому, что само упорно держалось того же совершенно отжившаго метода.

Здѣсь попутно возникаетъ мысль, по поводу срыва въ 1911 г. первой военной игры. Изъ словъ ген. Ю. Данилова, приведенныхъ выше, можно было заключить — что главной причиной этого срыва являлось «упорнѣйшее внутреннее сопротивленіе со стороны тѣхъ, кто, повидимому, опасался обнаружить во время этихъ занятій свою отсталость». Однако, не примѣшивалась ли здѣсь и другая причина противоположнаго характера? Не считали ли нѣкоторые изъ преднамѣченныхъ къ участію въ игрѣ старшихъ военноначальниковъ, что при малой стратегической компетенціи Сухомлинова и его ближайшихъ сотрудниковъ, военная игра принесетъ болѣе вреда, чѣмъ пользы, закрѣпивъ въ арміи невѣрные навыки и заглушивъ тѣ побѣги свѣжихь мыслей въ стратегіи и въ тактикѣ, которые начали всходить въ толщѣ нашей арміи, послѣ неудачъ въ войнѣ съ Японіей?

Вернемся къ состоявшейся «Кіевской военной игрѣ». Рѣшеніе ген. Жилинскаго перейти въ наступленіе до срока дѣйствительной готовности нашей арміи явилось крупной стратегической ошибкой. Оно показывало непониманіе всей сложности того процесса, который происходитъ при переходѣ въ современную эпоху арміи мирнаго времени на военное положеніе.

Если въ началѣ XIX столѣтія, когда различіе между арміей мирнаго времени и военнаго было невелико, Наполеонъ не допускалъ никакого «торопленія», то въ настоящую эпоху оно является «стратегическимъ преступленіемъ». Особенно вредно должно было отразиться подобное «торопленіе» въ условіяхъ русской дѣйствительности. Готовность русскихъ армій ни въ коемъ случаѣ не могла исчисляться сроками прибытія полевыхъ дивизій. При отсутствіи въ Академіи и въ дальнѣйшей службѣ офицеровъ ген. штаба настоящей подготовки въ техникѣ работы штабовъ арміи, мобилизующіяся арміи должны были имѣть въ собственномъ распоряженіи нѣкоторый періодъ времени, для налаженія всѣхъ органовъ своего управленія, снабженія и тыла. Яркой иллюстраціей нашей неподготовленности къ управленію высшими войсковыми соединеніями въ современныхъ условіяхъ служитъ слѣдующій фактъ: «Положеніе о полевомъ управленіи войскъ», изданное до Японской войны, считалось несоотвѣтствующимъ: тѣмъ не менѣе вплоть до 1914 г. новаго составить не могли: работали комиссіи, писались проекты, но не утверждались и новое «Положеніе  о полевомъ управленіи войскъ» было наскоро утверждено лишь 29-го іюня 1914 года, т. е. наканунѣ объявленія общей мобилизаціи.