От неловкого движения одного из солдат, удерживавших воздушный шар, оболочка коснулась огня, вырвавшегося из печи, и загорелась. Пламя быстро охватило всю нижнюю часть огромного шара. Потушить пожар не было никакой возможности. Вскоре он распространился по всему монгольфьеру, оседавшему на глазах.
«Публика, явившаяся в сад смотреть полет г. Древницкого, — писал "Виленский вестник", — увидела совершенно другое зрелище: картину пожара, невольного аутодафе, которому подвергся шар аэронавта... Прошло несколько минут, и шара не стало».
Будущая писательница Александра Яковлевна Бруштейн была свидетелем пожара в Побернардинском саду: «Вот когда все увидели, что и Древницкий может побледнеть, — вспоминала она. — Он смотрел на гибель своего шара, и кровь явственно отливалась от его смелого лица». В эти ужасные минуты Древницкий увидел также и то, насколько отзывчивыми на чужую беду могут быть зрители, пришедшие в сад на его полет.
Не сговариваясь, повинуясь велению души, они тотчас начали собирать средства Древницкому на новый монгольфьер. Давали, кто сколько может. За считанные минуты было собрано несколько сотен рублей. Генерал-губернатор, тоже находившийся в это время в саду, пожертвовал от себя сто рублей.
Александра Бруштейн вспоминала: «Шар сгорел, толпа стояла безмолвная, сам Древницкий словно оцепенел. Кто-то в толпе снял с головы фуражку, положил в нее рубль: «Древницкому на новый шар!». И фуражка пошла из рук в руки. Давали охотно, горячо. Стоявшая возле меня скромно одетая женщина, заплакав, вынула из ушей дешевые бирюзовые сережки и положила их в фуражку».
На эти, действительно народные деньги, Станислав Древницкий быстро, за неделю, смог изготовить новый шар и 1 мая совершить полет в Вильне.
С этим городом у него были какие-то особые связи. Не случайно именно в Вильне, незадолго до пожара, он издал свою небольшую книжку, точнее, брошюру всего в восемь страниц, с длинным точным названием: «Программа аэростатического представления воздухоплавателя Станислава Древницкого и краткое описание воздушного шара и парашюта».
Юзеф Древницкий опускается с парашютом. Вверху — падающий монгольфьер
Брошюра была напечатана в типографии М.Н. Жирмунского на Немецкой улице и продавалась по цене в десять копеек. На обратной стороне мягкой обложки указывалось: «Дозволено цензурою 20 марта 1894 года. Вильна».
Это не рекламное издание, как можно подумать. У него была совсем другая задача. Станиславу Древницкому захотелось высказать свой взгляд на развитие воздухоплавания в самом широком смысле этого слова. И начинает он совсем не с воздушных шаров, а с крылатых машин тяжелее воздуха, в то время еще не существовавших.
«Человек, благодаря его знаниям и полученному свыше дару, уже давно привык владеть морем, но опыт воздухоплавания сделан впервые лишь в конце прошлого столетия», — писал Станислав Древницкий. По его мнению, люди совершили большую ошибку, направив свои силы прежде всего на изобретение аэростатов. Между тем, в природе царствует другой принцип летания. Примером этого могут служить полеты многочисленных живых существ: насекомых, птиц, летучих мышей. Эти примеры, считает Древницкий (аэронавт!), позволяют прийти к заключению, что «воздушный шар не может иметь будущности». Чувствуется, что Станислав Древницкий хорошо знал заслуги и достижения современных ему ученых, сторонников крылатых летательных машин. В частности, работы американского физика и астронома Сэмюэля Ленгли, сделавшего одну из первых попыток создать аэроплан и очень близко подошедшего к решению этой вековой задачи.
Оценив по достоинству труды французских инженеров Шарля Ренара и Артура Кребса, построивших первый управляемый аэростат с электрическим двигателем, Станислав Древницкий снова возвращается к утверждению, что только «при перемене самого принципа полета можно будет ждать радикальных усовершенствований» в воздухоплавании. Тем более, замечает он, что достигнуты существенные улучшения в конструкции двигателей внутреннего сгорания, а такой легкий материал, как алюминий, стал доступнее и дешевле.
Лишь воздав должное будущим аэропланам, Станислав Древницкий переходит к воздушным шарам. Он говорит о братьях Монгольфье, вспоминает, что русские безуспешно пытались применить аэростаты для бомбардировки неприятеля в войну 1812 года, а австрийцы - под Венецией в 1849 году, что французы использовали воздушные шары во время франко-прусской войны для переправки писем и депеш из осажденного Парижа.
Только в самом конце брошюры он рассказывает о своем воздушном шаре и парашюте. Он пишет, что купол парашюта — двенадцати метров в диаметре, что сшит он из двадцати четырех частей в форме клиньев и в центре имеет отверстие диаметром сорок сантиметров.
«Сначала воздухоплаватель падает, словно камень, — описывает он свой прыжок, — но парашют мало-помалу открывается, и человек уже безопасно приближается к своей матушке-земле». Так заканчивается эта брошюра — единственная печатная работа Станислава Древницкого.
Своему шару Станислав Древницкий дал название «Сирена», конечно, в честь Варшавы. Известно, что статуя Сирены, сказочной женщины, служит символом и покровительницей этого города. Но корреспондент «Минского листка» увидел в названии монгольфьера совсем другой смысл. «Бедный Древницкий! — сокрушался репортер после аварии аэронавта в Минске. — Недаром он назвал свой шар "Сиреной". Сирены заманивают людей с целью погубить их, и "Сирена" Древницкого тоже манит его и, наверное, рано или поздно погубит».