Если сопоставить даты этихъ сраженій, то мы увидимъ, что сокрушающій характеръ Русской побѣды въ Галиційской операціи, проведенной въ указанной нами выше желательной формѣ, могъ бы уже начать выясняться не позднѣе 35-го дня. Въ самомъ дѣлѣ, при наличіи очень сильнаго праваго крыла нашей Ю.-З. группы армій, не было бы неудачнаго начала Люблинскаго сраженія и послѣднее сократилось бы, по крайней мѣрѣ, на тѣ три дня, въ которые наша Армія № 4 понесла частичное пораженіе. Весьма вѣроятно, что сокрушающій характеръ русской побѣды выяснился бы еще раньше, но для убѣдительности я исхожу изъ самаго осторожнаго оперативнаго расчета.
Марнское сраженіе началось на 37-ой день. Такимъ образомъ, воздѣйствіе нашей побѣды въ Галиціи могло бы не успѣть отразиться на французскомъ фронтѣ.
Въ этомъ лежитъ моральное оправданіе Вел. Кн. Николая Николаевича, который не счелъ себя въ правѣ отказаться отъ обѣщанія ген. Жилинскаго — вторгнуться въ Вост. Пруссію.
Но если мы посмотримъ на интересующій насъ вопросъ не съ точки зрѣнія Верховнаго Главнокомандующаго, выполняющаго установленный уже планъ войны, а съ точки зрѣнія самаго составленія этого плана, то мы придемъ къ другимъ, особенно интереснымъ для нашего общаго заключенія стратегическимъ выводамъ: если французы не начали бы войну съ немедленнаго же, послѣ окончанія ихъ сосредоточенія, рѣшительнаго наступленія, съ цѣлью захвата Эльзаса-Лотарингіи, а придержались бы выжидательной стратегіи, то "кризисъ", подобный Марнѣ, если вообще ему было бы суждено разыграться, произошелъ бы позже и, во всякомъ случаѣ, настолько позже, что наше непрямое стратегическое воздѣйствіе посредствомъ побѣды въ Галиціи, успѣло бы оказать свое воздѣйствіе на французскій фронтъ.
Такимъ образомъ, катастрофа, происшедшая въ арміи ген. Самсонова, явилась, въ полномъ значеніи этихъ словъ, искупительной жертвой за ошибки Франко-Русскаго плана войны.
Какъ видно изъ этого графика, рѣшеніе нѣмцевъ оттянуть изъ Франціи два корпуса послѣдовало на 22-й день, т. е. на слѣдующій день послѣ Гумбиненскаго сраженія. Эти корпуса въ, такъ называемомъ нѣмцами, "Танненбергѣ" участія не приняли.
Такимъ образомъ, они были не нужны въ Вост. Пруссіи; уходъ же ихъ изъ Франціи повліялъ на проигрышъ нѣмцами Марны. Можно безъ преувеличенія сказать, что переброска этихъ двухъ корпусовъ съ Западнаго Германскаго фронта на ихъ Восточный фронтъ, представляла собою самую грубую стратегическую ошибку, совершенную во время Великой войны какой либо воюющей стороной.
Здѣсь невольно возникаетъ одинъ привходящій вопросъ, отвѣтъ на который тѣсно связанъ съ нашимъ общимъ заключеніемъ. Можно ли строить планъ войны на предположеніи ошибокъ противника? Вышеупомянутая оттяжка Германскимъ Главнокомандующимъ двухъ корпусовъ изъ Франціи подсказываетъ, какъ будто, утвердительный отвѣтъ. Грубая ошибка нашего главнаго врага покрыла собою крупные дефекты нашего плана войны и привела къ тому, что начальный періодъ былъ нами выигранъ не только для себя, но и для союзниковъ.
Но это только поверхностное заключеніе. Подобно тому, какъ шахматный игрокъ не долженъ строить своихъ комбинацій въ расчетѣ на зѣвки противника, подобно этому и стратегическіе расчеты должны быть основаны на совершенно положительныхъ данныхъ.
Ошибки, конечно, будутъ. Но при научно составленномъ планѣ войны ошибки противника явятся только цѣнными подарками, облегчающими веденіе задуманныхъ операцій.
Несомнѣнно, что использованіе этихъ ошибокъ требуетъ отъ полководца дара интуиціи. Но это только лишній разъ указываетъ на то, что стратегія есть одновременно и наука и искусство.
Въ какой же мѣрѣ современная стратегія стала наукой, наиболѣе ярко показывается той вѣрностью предвидѣнія, которая оказалась доступной ген. гр. Милютину и его сотрудникамъ.
Потоками лишней крови и пораженіями заплатила Русская Армія за отказъ ея послѣднихъ руководителей отъ Милютинскихъ предвидѣній. Возвращеніе же къ этимъ идеямъ, было немедленно же увѣнчано побѣдами и выйгрышемъ осенней кампаніи 1914 года.