Въ мобилизаціонномъ отношеніи главнымъ недостаткомъ нашего плана войны являлось то, что онъ исходилъ изъ устарѣлаго пониманія мобилизаціи, какъ акта, хотя и напряженнаго, но короткаго. Онъ совершенно упускалъ изъ виду, что война современнаго большого народа, вслѣдствіе массы средствъ, которыя вводятся въ борьбу, представляетъ собою все возростающее разворачиваніе силъ; вслѣдъ за первой мобилизаціей долженъ происходить рядъ другихъ, захватывающихъ не только армію, но всю страну и, прежде всего, ея промышленность. Упрекать нашъ планъ войны за то, что онъ этого не предвидѣлъ — несправедливо; этого никто не предвидѣлъ. Но, все-таки, можно поставить нашему плану войны упрекъ — слишкомъ узкое пониманіе самой идеи мобилизаціи, что видно изъ того, что онъ, какъ мы уже отмѣчали выше, подготовлялъ только одновременную общую мобилизацію, вмѣсто того, чтобы разработать рядъ частныхъ мобилизацій, которыя могли бы выполняться послѣдовательно или одновременно, образуя въ послѣднемъ случаѣ общую мобилизацію.

На этомъ я ограничу свои замѣчанія объ организаціонной сторонѣ нашего плана войны и перейду къ его стратегической сторонѣ.

Начнемъ съ основной идеи войны.

"Война", говоритъ Клаузевицъ, "есть продолженіе политики, но иными средствами". Поэтому, основныя стратегическія идеи плана войны должны логически вытекать изъ политическаго заданія. Русско-французская военная конвенція представляла собою соглашеніе чисто оборонительнаго характера противъ все возрастающей агрессивности Германіи. Эта политическая предпосылка не требовала отъ Франко-Русскаго плана войны того крайне торопливаго перехода въ наступленіе, которое составило сущность задуманныхъ первыхъ франко-русскихъ операцій.

Изъ всего приведеннаго въ этой книгѣ, читатель могъ самъ убѣдиться въ томъ, что стратегическія условія не благопріятствовали подобной торопливости; сосредоточеніе русскихъ армій требовало много времени, а переходъ въ наступленіе этихъ армій до окончанія ихъ сбора былъ чреватъ для Россіи катастрофическими послѣдствіями.

Такимъ образомъ, Франко-Русскій планъ войны былъ пороченъ въ самомъ своемъ основаніи.

Эта порочность отразилась на нашихъ первыхъ операціяхъ, прежде всего, въ томъ, что, вмѣсто того, чтобы вылиться въ одну стройную операцію, наши дѣйствія превратились въ двѣ одновременныхъ, но раздѣльныхъ операціи, ведомыхъ по расходящимся, направленіямъ.

На приведенномъ графикѣ можно наглядно увидѣть, какъ выполнилъ нашъ планъ войны свое основное стратегическое обязательство передъ войсками: обезпечить на поляхъ сраженія превосходство въ силахъ.

Изъ 9-ти сраженій (въ Люблинскомъ сраженіи мы беремъ его два періода раздѣльно) только въ трехъ случаяхъ такое превосходство оказывается на нашей сторонѣ; въ шести же случаяхъ доблести русскихъ войскъ пришлось разсчитываться за отсутствіе стратегическаго предвидѣнія въ планѣ войны.

Но этого еще мало. Совершенно ясно, что стратегическая значимость сраженій не одинакова. Уже за 50 лѣтъ до начала войны 1914-18 г. г. гр. Милютинъ, а затѣмъ Обручевъ, предвидѣли, что стратегическая цѣнность нашихъ первыхъ боевыхъ дѣйствій возрастетъ, по мѣрѣ углубленія ихъ въ западномъ направленіи, этимъ и объяснялось то большое значеніе, которое придавала Милютинская стратегія нашему Передовому Театру.